— Галин, открой! Это я, Зинка!
Галина Петровна замерла с половником в руке. Голос за дверью звучал знакомо, но после двадцати лет молчания казался чужим. Она медленно подошла к двери, не спеша поворачивать ключ.
— Зина? Ты что ли?
— Да я, я! Открывай скорее, соседи смотрят!
Дверь скрипнула, и на пороге появилась женщина в ярко-зелёном пуховике, с крашеными рыжими волосами и улыбкой, которая не доходила до глаз.
— Галька, родная! — Зинаида бросилась обнимать, но Галина отступила.
— Проходи, раз пришла.
— Ой, а ты всё такая же недотрога! — Зинаида прошла в прихожую, оглядываясь по сторонам. — Ничего не изменилось. Тот же ковёр, те же тапочки у порога.
— А ты что ожидала, дворец?
— Да нет, просто… — Зинаида потёрла руки. — Холодно на улице, жуть. Может, чайку попьём?
Галина повела гостью на кухню. Зинаида села за стол, не дожидаясь приглашения, и принялась разглядывать полки с банками и специями.
— Всё как раньше пахнет. Укропом, луком… А помнишь, как мы беляши жарили? Твоя бабушка научила, царство ей небесное.
— Помню.
— А рецепт сохранился?
Галина поставила чайник на плиту и повернулась к Зинаиде спиной.
— Зачем спрашиваешь?
— Да так… ностальгия. Двадцать лет прошло, представляешь? Время-то как летит!
— Ага, летит. Особенно когда о подругах забываешь.
Зинаида поёрзала на стуле.
— Галь, ну не начинай сразу. Жизнь такая сложная была… переезды, дела всякие.
— Дела? — Галина резко обернулась. — Какие дела могли быть важнее, чем вернуть три тысячи рублей?
— Ой, да брось ты! Столько лет прошло!
— Для тебя прошло. А для меня — как вчера. Помнишь, зачем брала? На лекарства матери. А потом исчезла, как в воду канула.
Зинаида опустила глаза.
— Галя, я же не специально… обстоятельства так сложились.
— Обстоятельства! — Галина хлопнула ладонью по столу. — У всех обстоятельства, но не все друзей кидают!
— Я не кидала! Просто… не получилось вернуть сразу, а потом стыдно стало. Думала, сама как-нибудь справишься.
— Справилась. Без твоей помощи.
Чайник засвистел. Галина налила кипяток в заварник, движения резкие, недовольные.
— Слушай, а что если мы сейчас этих беляшей пожарим? — неожиданно предложила Зинаида. — Как в старые времена?
— Зачем?
— Да так. Руки соскучились по тесту. И потом… я тебе рецепт один покажу. Новый, вкусный.
Галина поставила перед гостьей стакан чая.
— Какой рецепт?
— Секретный. Узбечка одна научила, когда в Ташкенте жила. Говорит, такого теста нигде не попробуешь.
— И что, теперь торговать собралась?
Зинаида покраснела.
— А что, нельзя? Пенсия копеечная, жить на что-то надо.
— На что-то надо, — повторила Галина. — А мне двадцать лет назад на что жить было?
— Галь, ну сколько можно! Я же пришла мириться!
— Мириться? — Галина усмехнулась. — Или беляши научиться жарить?
Зинаида замолчала, теребя край пуховика. За окном завывал ветер, а на кухне пахло заваркой и старыми обидами.
— Знаешь что, — Галина встала и открыла холодильник. — Давай действительно пожарим. Посмотрим, чему тебя узбечка научила.
Зинаида оживилась, как будто получила помилование.
— Вот это дело! Увидишь, какое тесто получается! Воздушное, нежное…
— Сначала покажи, что умеешь, — Галина достала из холодильника фарш. — А потом будем хвалиться.
— Мука есть? Дрожжи?
— Есть всё. Только руки покажи сначала.
Зинаида засучила рукава. Руки у неё были красные, с потрескавшейся кожей — видно, работала много и тяжело.
— Дрожжи надо в тёплой воде развести, — она принялась командовать, как будто не было двадцати лет разлуки. — Не в горячей, а именно в тёплой. Градусов тридцать шесть, как для ребёнка.
— Я знаю, как дрожжи разводить.
— Знаешь, знаешь, а делаешь наверняка по-старому. У узбечки свой секрет есть.
Галина молча поставила миску с водой, наблюдая, как Зинаида крошит дрожжи. Движения у той были быстрые, уверенные — видно, не впервые занимается.
— А сахар добавь чуточку, — подсказывала Зинаида. — Дрожжи сахар любят, быстрее поднимаются.
— Откуда такая мудрость? В Ташкенте долго жила?
— Пять лет. Муж там работал, на стройке. Хорошо платили, вот и махнули. А потом он… — Зинаида махнула рукой. — Короче, одна осталась.
— Понятно.
— Не понятно тебе ничего! — вспыхнула Зинаида. — Думаешь, легко мне было? В чужом городе, без связей, без денег…
— А письмо написать? Позвонить?
— Гордость проклятая мешала. Думала, сама выкарабкаюсь.
Галина взяла муку, высыпала горку на стол.
— Выкарабкалась?
— Кое-как. — Зинаида влила дрожжевую смесь в углубление в муке. — Сначала посудомойкой работала, потом нянькой. А последние два года беляши торгую на рынке.
— И как дела?
— Конкуренция большая. — Зинаида начала замешивать тесто, добавляя понемногу тёплого молока. — Все умеют жарить, а рецепты у всех одинаковые. Покупатель привередливый стал.
Галина смотрела, как подруга работает с тестом. Руки у неё двигались ловко, профессионально.
— Вот и решила к старой подруге за советом обратиться?
— Не за советом, — Зинаида не поднимала глаз от теста. — За прощением.
Галина замерла с мукой в руках. Слово «прощение» повисло в воздухе, тяжёлое и неожиданное.
— За прощением? — она поставила пачку муки на стол. — Через двадцать лет?
— Лучше поздно, чем никогда. — Зинаида месила тесто, не поднимая глаз. — Галь, я понимаю, что была сволочью. Деньги взяла и смылась. Но тогда казалось, что выхода нет.
— Выход всегда есть. Честность, например.
— Честность? — Зинаида хмыкнула. — Легко говорить, когда у тебя квартира есть, работа стабильная была. А у меня тогда… мать помирала, мужик бросил, ребёнок маленький на руках.
— Какой ребёнок? — Галина удивилась. — Ты же замуж не выходила.
— Выходила. В восемьдесят седьмом, сразу после училища. Родила дочку. — Зинаида вытерла руки о полотенце. — Муж через полгода сбежал, оставил нас с матерью на шее.
— И почему не сказала тогда?
— Стыдно было. Все кругом замужние, счастливые, а я… брошенка с ребёнком.
Галина присела на табуретку. История подруги оказалась совсем другой, чем она себе представляла.
— А дочка где сейчас?
— В Америке. Программистка. Редко звонит, ещё реже приезжает. — Зинаида принялась раскатывать тесто. — Говорит, у неё своя жизнь, свои заботы.
— Деньги не присылает?
— Присылала. А потом перестала. Сказала, что я должна сама о себе заботиться.
Галина взяла фарш, начала его солить и перчить. Злости в ней поубавилось, но обида никуда не делась.
— Три тысячи тогда для меня целое состояние было, — проговорила она тихо. — Мать в больнице лежала, операцию делали. А тут ты с просьбой.
— Я помню, — Зинаида раскатывала тесто всё тоньше. — И помню, как ты без колебаний дала. Сказала: «Подруга же, как не помочь».
— Вот именно. Подруга.
— А потом я исчезла, как последняя дрянь.
Они работали молча. Зинаида вырезала кружочки из теста, Галина раскладывала фарш. Привычные движения, знакомые с молодости.
— Слушай, а у тебя семья как? — спросила Зинаида, стараясь перевести разговор.
— Муж четыре года назад умер. Дети взрослые, живут отдельно. Внуки есть, но редко видимся.
— Одна живёшь?
— Одна. Привыкла уже.
— А я всё никак не привыкну. — Зинаида слепила первый беляш, ловко защипывая края. — То с соседкой поругаюсь, то с покупателями на рынке. Характер, видно, испортился за годы.
— Не испортился. Просто жизнь такая была.
— Ты меня оправдываешь?
— Понимаю. — Галина взяла её беляш, покрутила в руках. — Красиво лепишь. Научилась.
— Пришлось. А помнишь, как твоя бабуля нас учила? Говорила: «Беляш — как письмо. Что внутрь вложишь, то и получишь».
— Помню. Она всегда добавляла что-то особенное.
— Лук?
— Не только. — Галина задумалась. — Секрет у неё был.
Зинаида отложила тесто, внимательно посмотрела на подругу.
— Галь, а давай попробуем вспомнить тот самый рецепт? Настоящий, бабушкин?
Галина замерла, беляш выскользнул из рук и упал на стол.
— Бабушкин рецепт? — её голос дрогнул. — Зачем он тебе?
— Да не мне, нам! — Зинаида схватила подругу за руку. — Галь, а что если мы вместе попробуем? Ты же помнишь, какие у неё получались? Люди со всего района ходили!
— Помню. — Галина высвободила руку. — И помню, как она мне перед смертью говорила: «Рецепт только достойным передавай. Не каждый поймёт, что в нём главное».
— А что главное?
— Не скажу.
— Почему? — Зинаида встала, лицо покраснело. — Из-за тех денег? Галь, я же извинилась! Двадцать лет мучилась!
— Мучилась? — Галина тоже поднялась. — А я что, праздник справляла? Думаешь, легко было на всех смотреть, как на врагов? После твоего предательства я никому не доверяла!
— Но я же пришла! Попросила прощения!
— Пришла не прощения просить, а бизнес делать! — Галина ткнула пальцем в сторону плиты. — Думаешь, я не вижу? Весь разговор к рецепту сводишь!
— Не только к рецепту! — Зинаида всплеснула руками. — Галь, да пойми ты! Мне жить не на что! Дочка забыла, работы нормальной нет, пенсия — слёзы! А тут шанс появился что-то своё создать!
— За мой счёт?
— За наш! Вместе же можем попробовать!
— Вместе? — Галина рассмеялась, но смех получился горький. — Двадцать лет назад тоже «вместе» хотели, да только одна я в дураках осталась!
Зинаида опустилась на стул, прикрыла лицо руками.
— Господи, как же мне стыдно… Но что мне теперь делать? На рынке торгую, а покупатели мимо проходят. Говорят: «Такие же, как у всех».
— А узбечкин рецепт где?
— Никакой узбечки не было, — Зинаида подняла заплаканные глаза. — Выдумала, чтобы ты согласилась готовить.
Галина села напротив, долго смотрела на подругу.
— Значит, и в Ташкенте не жила?
— Жила. Но не пять лет, а два месяца. Мужик оказался жулик, деньги украл и смылся. Я еле до дома добралась.
— А работа?
— Уборщицей в офисе. Но там сократили всех после пятидесяти.
— И дочка?
— Дочка есть, но в России живёт, в Екатеринбурге. Семья у неё, дети. Я для них обуза.
Галина встала, подошла к окну. На улице начинался вечер, в окнах соседних домов зажигались огоньки.
— Знаешь, что мне бабушка говорила? — она не оборачивалась. — «В настоящий беляш, Галинка, надо не только фарш класть. Надо душу вкладывать. А душа у каждого своя».
— И что это значит?
— А то, что рецепт без души — просто набор продуктов.
Зинаида встала, подошла к подруге.
— Галь, а можно попробовать найти свою душу? Хотя бы попытаться?
Галина повернулась, посмотрела в глаза подруге. В них читались и стыд, и надежда, и страх отказа.
— Ты правда раскаиваешься?
— Правда. Клянусь.
— И больше никого не обманешь?
— Никого. Никогда.
Галина подошла к столу, взяла кусочек теста.
— Тогда слушай внимательно. Бабушкин секрет не в специях.
— А в чём?
— В том, что готовить надо с любовью. К тому, кто будет есть.
Зинаида вытерла глаза рукавом.
— С любовью? Только и всего?
— Не «только». — Галина принялась разогревать сковороду. — Бабушка говорила: когда готовишь с добром, руки сами знают, сколько соли добавить, как тесто месить. А когда со злом — хоть золотой рецепт используй, всё равно невкусно получится.
— А я-то думала, какая-то особая приправа…
— Приправа есть. — Галина достала из шкафчика баночку с травами. — Тмин с кориандром. Но не в них дело.
Они принялись жарить беляши. Масло шипело, по кухне расплывался аромат жареного теста и мяса. Зинаида следила за каждым движением подруги, стараясь запомнить.
— А знаешь, что самое смешное? — сказала Галина, переворачивая беляш. — Я эти двадцать лет злилась на тебя, а сама всё равно вспоминала, как мы готовили. Хорошие ведь времена были.
— Были, — тихо согласилась Зинаида. — Я тоже вспоминала. Особенно когда совсем тяжело становилось.
— Первый готов. — Галина выложила румяный беляш на тарелку. — Попробуй.
Зинаида осторожно откусила, прожевала.
— Боже мой… — глаза её расширились. — Это же совсем другой вкус! Как будто… как будто детство вернулось!
— Вот видишь. А всё потому, что готовили мы его не для продажи. Для души.
— Галь, а ты меня прощаешь?
Галина поставила сковороду, повернулась к подруге.
— Прощаю. Только с одним условием.
— Каким?
— Если будешь торговать этими беляшами, то часть выручки в детский дом отдавай. Пусть и другим польза будет.
— Обязательно! — Зинаида бросилась обнимать подругу. — Спасибо тебе! Ты как ангел-спаситель!
— Не благодари раньше времени. Ещё научиться надо.
— Научусь! Буду каждый день приходить, если разрешишь.
— Приходи. — Галина улыбнулась первый раз за вечер. — Только чай приноси. У меня закончился.
— Принесу! И печенья принесу! И всё, что захочешь!
За окном совсем стемнело, а на кухне пахло беляшами и примирением. Две женщины сидели за столом, делили горячий ужин и вспоминали молодость.
Прошлое нельзя было исправить, но будущее ещё можно было сделать лучше.
