— Ты думаешь, раз в Москве пожила, так теперь барыня? — Анна Петровна швырнула полотенце на стол. — Тридцать лет носа не казала, а теперь явилась — родной дом подавай!
Валентина замерла в дверях. Сестра стояла у печки — всё такая же, только морщинки глубже, да волосы седее. Три десятка лет прошло, а кухня будто застыла во времени: тот же потрескавшийся стол, те же занавески в мелкий цветочек.
— Нюра, я не претендую, просто…
— Не Нюра я тебе! — старшая сестра развернулась, держа в руках чугунную сковороду. — Тут всю жизнь горбатилась, мать до последнего дня выхаживала. А ты где была? Открытки на Новый год присылала!
Валентина поставила чемодан у порога. Она представляла эту встречу сотни раз, но действительность оказалась горше всех фантазий.
— Я деньги отправляла…
— Деньги! — Анна Петровна грохнула сковородку на плиту. — Думаешь, твои переводы что-то значили? Когда матери глаза закрывала, тебя где носило? На выставках своих прохлаждалась?
Валентина сняла пальто и аккуратно повесила на крючок у двери. Тот самый крючок, с которого когда-то в детстве срывала школьную форму.
— Я не успела попрощаться, рейс задержали.
— Задержали! — передразнила сестра. — Неделю хоронить не могли — ждали, пока ты соизволишь. Да половина села на похороны не пришла — говорили, мать от стыда за тебя в могилу свели.
За окном мелькнул платок соседки Клавдии. Валентина знала — к вечеру вся деревня будет судачить о её возвращении.
— Ладно, я могу переночевать в сельсовете, — тихо произнесла она.
— Ишь какая! — Анна Петровна фыркнула. — Всю деревню против меня настроишь? Скажут — родную сестру выгнала! Ночуй, места не жалко. Только чтоб завтра духу твоего тут не было.
Валентина кивнула и прошла в бывшую детскую. Две кровати, застеленные лоскутными одеялами, стояли как прежде. На стене — пожелтевшие фотографии.
— Твоя кровать у окна, — бросила через плечо Анна. — Я туда старые вещи складываю, придётся потесниться.
Ужинали молча. Анна демонстративно отодвинула тарелку с пирогами, которые Валентина привезла из города.
— Может, хотя бы попробуешь? Это из той пекарни, где я работаю.
— Нам, деревенским, городские разносолы без надобности, — буркнула сестра, но потом всё же отломила кусочек. — Ничего особенного. У нас Зинка из магазина и то вкуснее стряпает.
В дверь постучали. На пороге стояла Клавдия, соседка, в руках — банка варенья.
— Ой, Валюшка! Неужто правда? Вернулась наша странница!
— Здравствуйте, тётя Клава…
— Какая я тебе тётя! — запротестовала соседка, но по-другому, не как сестра — с хитринкой. — Ты-то, поди, забыла всех нас, деревенских?
— Как можно…
— Да ладно, — отмахнулась Клавдия. — Слыхала, ты теперь большой человек. В газетах про тебя пишут.
Анна Петровна насторожилась:
— Чего пишут?
— Да Валентина-то наша, она ж этих… мастер-классы ведёт. По всей стране! Я у Зойки, что на почте, журнал видала. Там твоя фотография на развороте, — Клавдия подмигнула Валентине. — Наша знаменитость!
Анна Петровна поджала губы.
— Тоже мне, заслуга. Месишь тесто — вот и вся премудрость.
— Не тесто я мешу, — впервые за вечер Валентина подняла голос. — У меня авторская кондитерская. Три точки в Москве и франшиза в трёх городах.
— Ой, заслушалась я вас! — Клавдия поставила варенье на стол. — Ты загляни завтра на чай, посплетничаем. — Она понизила голос. — Дочка моя в город перебралась, может, подскажешь что.
Анна Петровна резко встала:
— Поздно уже, Клавдия Семёновна. Валентина с дороги устала.
Когда соседка ушла, сестра процедила сквозь зубы:
— Не вздумай тут головы людям морочить. Уедешь — а им потом что? Мечтать о городе, где их никто не ждёт?
Человек с меньшим опытом мог бы не заметить, как дрогнули руки Анны, когда она составляла посуду. Но Валентина видела — за гневом сестры скрывается что-то ещё. Что-то, похожее на страх.
Утро выдалось промозглым. Валентина проснулась от скрипа половиц — Анна уже хлопотала по хозяйству.
Сквозь тюлевую занавеску пробивался тусклый свет. Валентина села на кровати, разглядывая выцветшие обои. Когда-то они с сестрой клеили их вместе, стоя на стремянке. Анна держала, а она, младшая, прижимала полотна к стене.
— Проснулась? — в дверях показалась сестра. — Чай на столе. Я к соседям схожу, корову проведаю.
Валентина кивнула, понимая — сестра просто избегает общения. Наспех умывшись, она присела за кухонный стол. Давно забытый запах топлёного молока напомнил детство.
К дому подъехала машина. Валентина выглянула в окно — старенькая «Нива» председателя колхоза.
— Валентина Сергеевна! — загремел с порога Михаил Иванович. — Какая радость! Наконец-то наша блудная дочь вернулась!
Он был широк в плечах, с седеющей бородой и загрубевшими от работы руками.
— Здравствуйте, Михаил Иванович. Вы совсем не изменились.
— А ты похорошела! — он прошёл на кухню и уселся без приглашения. — Думал, уж не вернёшься. Анны-то нет?
— К соседям вышла.
— Оно и к лучшему, — он понизил голос. — Разговор есть. Слушай, ты это… Не уезжай пока. Клавка сказала, ты теперь большой человек. Пекарня своя, всё такое.
Валентина настороженно кивнула.
— Понимаешь, у нас тут дела совсем никудышные, — председатель вздохнул. — Молодёжь разбегается. Школу закрыть грозятся — детей мало. А мы тут думали… это самое… если бы ты осталась — может, цех небольшой открыть? Пряники наши знаменитые печь, ещё что.
— Михаил Иванович, я…
— Погоди, не отказывай сразу! — он поднял ладонь. — Землю бы дали под строительство, на окраине, у речки. Место красивое. Из района обещали по программе поддержки субсидию. Ты как эксперт…
Скрипнула дверь — вернулась Анна. Увидев председателя, замерла на пороге.
— Опять со своими прожектами, Михаил? — она покачала головой. — Валентина не останется. Она только переночевать.
— А ты почём знаешь? — неожиданно резко ответил председатель. — Может, сестра твоя сама решит? Может, она о корнях своих вспомнила?
Анна поставила бидон с молоком на стол с такой силой, что тот подпрыгнул.
— Тридцать лет не вспоминала. И ещё тридцать не вспомнит!
— Да что ты заладила — тридцать лет, тридцать лет! — Валентина сжала кулаки. — Ты хоть раз спросила, как я жила эти годы? Думаешь, я по ресторанам ходила?
Михаил Иванович неловко кашлянул.
— Ладно, вы тут семейные дела решайте. А насчёт предложения… подумай, Валя. Через два дня на совет приезжай, в сельсовет.
Когда председатель ушёл, Анна принялась демонстративно греметь посудой.
— Нам тут твои эксперименты не нужны, — бросила она через плечо. — Только людей смутишь, а потом опять сбежишь.
— Я не сбегала, Нюра. Я уехала учиться.
— И не вернулась!
— Куда? — Валентина обвела рукой кухню. — На ферму, где мать угробила здоровье? Или в контору, где зарплату месяцами не платили?
Анна резко развернулась, вытирая руки о фартук.
— А я, значит, дура? Что осталась? Что в земле копалась, пока ты там… пирожными баловалась?
— Баловалась? — горько усмехнулась Валентина. — Я шесть лет полы мыла в общежитии. Ночами подрабатывала, чтоб за учёбу платить. А потом еще пять лет каждую копейку откладывала, чтобы свою пекарню открыть. Маленькую, в подвале…
Анна застыла, вглядываясь в лицо сестры, будто впервые её видела.
— Почему ты никогда об этом не писала?
— А ты бы читала? — Валентина покачала головой. — Что бы ты сказала тогда? Что я сама виновата? Что нечего было уезжать?
В дверь снова постучали. Вошла, не дожидаясь ответа, Зинаида из сельпо — полная женщина с крашеными рыжими волосами.
— Валюша, милая! Приехала! — она кинулась обнимать Валентину. — А я в окно увидала, как Михаил выходил, думаю — надо зайти!
— Здравствуй, Зина, — улыбнулась Валентина.
— Зина, мы тут заняты, — сухо отрезала Анна.
— Да я на минутку! — Зинаида плюхнулась на стул. — Валюша! Я тут подумала… Может, посмотришь мою выпечку? Я на продажу пеку, в магазине уголок держу. Может, подскажешь чего?
Анна фыркнула.
— Ой, а помнишь, как мы девчонками были, вместе на танцы ходили? — продолжила Зинаида. — Потом ты уехала… А у нас тут с Колькой свадьба была.
— Помню, — кивнула Валентина. — Поздравляю. Как он?
— Да как… — Зинаида вздохнула. — Пьёт. Работы-то нет. Лесопилку закрыли два года назад. Мужики без дела слоняются…
— А дети?
— Сын в городе, дочка в соседнем райцентре, — она достала телефон. — Вот внуки… Знаешь, сколько раз я их видела? Три! Три раза за год. Далеко ведь…
Валентина тронула руку Анны, но та отстранилась.
— А ты всё на ферме?
— Где ж ещё, — Анна пожала плечами. — Ферма хоть живая.
— Витя-то как? — осторожно спросила Валентина.
Комната будто выстыла. Анна стояла неподвижно, всё так же теребя край фартука.
— Ушёл, — сказала после паузы. — Восемь лет уже. В город подался. Зарплату обещали высокую. Письмо прислал через месяц… и всё.
— Совсем ничего? — Валентина поджала губы.
— Деньги приходят иногда. Без записки, без звонка, — Анна отвернулась к окну. — Восемь лет…
Зинаида понимающе закивала.
— Молодые все туда рвутся. Думают, там мёд-пиво… А там таких, деревенских, знаешь, сколько? Как мух… Кто-то выбьется, а кто-то… — она не договорила.
— Да уж, — Анна неловко усмехнулась. — Не всем как Валя, повезло. Не у всех талант…
В этих словах впервые за весь день не было упрёка — только усталость и что-то, похожее на зависть.
— Я могу помочь найти его, — тихо сказала Валентина. — У меня есть знакомые…
— Не нужно, — отрезала Анна. — Не хочет — пусть не возвращается. Ты вот вернулась… — она запнулась.
— Я просто хотела увидеть тебя, Нюра, — Валентина сглотнула комок в горле. — И дом родной.
— Дом, — эхом откликнулась Анна. — Он теперь почти пустой. Только я да воспоминания…
Зинаида засобиралась, бросая любопытные взгляды то на одну сестру, то на другую.
— Ладно, побегу. Валюша, ты же зайдёшь в магазин? Посмотришь мою выпечку?
— Обязательно, — кивнула Валентина.
Когда за Зинаидой закрылась дверь, в кухне повисла тишина. Анна принялась перебирать картошку в мешке, методично откладывая подгнившие клубни.
— Помочь? — спросила Валентина.
— Справлюсь, — буркнула сестра. — Не барское это дело.
Валентина вздохнула. Сколько себя помнила, Анна всегда была упрямой. В детстве, если обижалась, могла неделями не разговаривать.
— У меня фотографии есть. Наши, старые, — Валентина достала из чемодана конверт. — Смотри, я их оцифровала, отреставрировала…
Анна нехотя взглянула на снимки.
— Это мама с папой, ещё молодые, — Валентина протянула первую фотографию. — Я нашла плёнку в старом альбоме и проявила.
На выцветшем фото их родители стояли у колодца — совсем юные, счастливые. Анна бережно взяла карточку.
— А вот мы с тобой. Помнишь, на сенокосе? — Валентина показала ещё один снимок.
Две девчонки в ситцевых платьях смеялись в камеру, держа охапки травы. Анна дотронулась до фотографии, как до хрупкой драгоценности.
— Я помню этот день, — голос её дрогнул. — Мы тогда гнездо жаворонка нашли…
— И ты не дала мне забрать птенчика, — улыбнулась Валентина. — Сказала, что у него есть мама, и она будет горевать.
— Ну не всем же такими бессердечными быть, как некоторые, — огрызнулась Анна, и улыбка Валентины погасла.
Снова стук в дверь — на пороге появилась молоденькая девушка с блокнотом и фотоаппаратом.
— Здравствуйте! Вы Валентина Сергеевна Кузьмина? Я из районной газеты. Можно несколько вопросов?
Анна отодвинула мешок с картошкой.
— Вот, понаехали, — процедила она. — Теперь ещё и журналюги.
— Простите, я не вовремя? — журналистка замялась. — Мне редактор поручил материал сделать о вашем мастер-классе… в сельсовете через два дня.
— Каком ещё мастер-классе? — Валентина недоуменно посмотрела на девушку.
— Михаил Иванович звонил, сказал, что вы согласились провести мастер-класс по выпечке. Сказал, афиши уже развесили.
Анна резко поднялась.
— Видишь? — она повернулась к сестре. — Всё уже решили. Без тебя. Как тогда, когда тебя мать отпустила в город.
— Я ничего не обещала, — растерянно произнесла Валентина.
— А ты посмотри в окно! — Анна отдёрнула занавеску.
На столбе напротив дома висел самодельный плакат: «Мастер-класс от нашей знаменитости! Валентина Кузьмина научит вас секретам настоящей выпечки!»
— Нюра, я…
— Не Нюра я тебе! — глаза Анны сверкнули. — Всё ты врала! И тогда соврала, что вернёшься, и сейчас врёшь. «Просто повидать захотела»… Как же! Знала ведь, что Михаил с тобой свяжется, что уговаривать будет. Глаза всем отвела своими успехами, а сама, небось, разорилась там…
— Да как ты можешь! — Валентина вскочила. — Я правда не знала про мастер-класс! И в долгах не погрязла — у меня всё хорошо!
— Тогда зачем вернулась? — Анна наступала, сжав кулаки. — Что тебе тут нужно?
— Вы, может, выйдете? — растерянная журналистка попятилась к двери.
— Не нужно, — Валентина жестом остановила её. — Останьтесь. Я отвечу на ваши вопросы и дам интервью. И мастер-класс проведу.
Анна громко фыркнула.
— Только одно условие, — Валентина смотрела прямо на сестру. — Все средства от продажи билетов пойдут на ремонт крыши местной школы.
Анна замерла, недоверчиво глядя на сестру.
— Школы?
— Да. Михаил говорил, её хотят закрыть. Я не могу позволить, чтобы место, откуда я начала путь, перестало существовать.
Журналистка лихорадочно записывала, а Анна опустилась на стул, шокированная.
— Это ведь те самые деньги, которые тебе бы заплатили…
— Сестра! — Валентина оперлась о стол. — Я приехала не за деньгами. Я приехала домой. Но, видимо, у меня больше нет дома, — она обвела взглядом кухню. — Ты права: я уехала и не вернулась. Но и ты не осталась прежней. Что-то в тебе умерло, Анна. Что-то, что когда-то не позволило маленькой девочке унести птенца из гнезда.
— Ты ничего не знаешь! — голос Анны задрожал. — Ты была там, среди людей, а я тут одна, совсем одна! Похоронила всех — и мать, и отца, и надежду, что сын вернётся.
— Я знаю, — тихо сказала Валентина. — Я ведь тоже похоронила их. И знаешь, что самое страшное? Я похоронила свою сестру. Ту, которая любила меня и верила в меня.
Анна отвернулась к окну, чтобы скрыть слёзы. Осиротевший куст сирени качался на ветру, стуча ветвями в стекло.
— Тётенька, — журналистка подошла к Анне. — А можно я фотографию вашу тоже в газету поставлю? Вы ведь сестра знаменитости…
Мастер-класс собрал почти всё село. Старый зал сельсовета был набит до отказа — от любопытных бабушек до подростков, которых силком затащили родители.
Валентина стояла перед импровизированной стойкой, заваленной мукой и яйцами. За годы она провела сотни таких мастер-классов, но никогда не волновалась так сильно.
— Секрет хорошей выпечки — не в дорогих ингредиентах, — её голос неожиданно окреп. — А в руках, которые помнят тепло родного дома.
Она обвела взглядом зал. Анны нигде не было.
Полтора часа пролетели незаметно. Валентина показывала, рассказывала, шутила. Люди смеялись, задавали вопросы. Зинаида хвасталась, что дружила с ней в детстве. Председатель сиял, как начищенный самовар.
Когда основная часть закончилась, Валентина достала конверт.
— Здесь деньги от продажи билетов, — она протянула его директору школы. — Надеюсь, этого хватит на начало ремонта крыши.
Михаил Иванович подошёл, пожимая ей руку.
— Останься, Валюша, — проговорил он. — Село оживёт. Люди поверят, что можно вернуться и начать заново.
— Я не могу, — она покачала головой. — У меня бизнес, обязательства.
— Хоть ненадолго…
Валентина улыбнулась.
— Приеду через месяц. Проведу настоящий курс. Для всех, кто хочет научиться печь по-настоящему. А там… посмотрим.
Когда последние восторженные зрители разошлись, Валентина вернулась в родной дом за вещами. Дверь была не заперта. На кухонном столе дымились свежие пирожки, рядом — чашка чая.
— Присядь, поешь с дороги, — Анна вышла из спальни. — Я с малиной заварила.
Валентина застыла в дверях.
— Я за чемоданом, — сказала она тихо. — Автобус через час.
— Успеешь, — Анна пододвинула тарелку. — Мои, конечно, не такие нарядные, как твои городские. Зато как мама учила.
Валентина осторожно присела. Откусила кусочек — и закрыла глаза. Вкус детства. Вкус дома.
— Я видела твой мастер-класс, — неожиданно сказала Анна. — Сидела на галёрке. Ты… хорошо рассказываешь.
— Спасибо, — Валентина сглотнула комок в горле.
Анна подошла к окну.
— Комнату твою я освободила. От вещей, — она говорила, не поворачиваясь. — Может… вернёшься через месяц не в сельсовет. А сюда.
Валентина встала и медленно подошла к сестре. Впервые за два дня коснулась её плеча.
— Я вернусь. Только один уговор.
— Какой? — Анна обернулась, глядя настороженно.
— Мы вместе будем искать твоего Витю.
Анна кивнула, утирая слезу.
— А ещё… займёмся садом. Отцовские яблони совсем заросли.
За окном по сельской улице ехал председатель, и его «Нива» подняла столб пыли. Той самой, деревенской пыли, которая Валентине снилась все эти годы. Той, от которой она так долго бежала. И к которой теперь наконец вернулась.
