— Валя, опять до одиннадцати в музее сидела? — Олег Михайлович не поднял головы от тарелки, но голос звучал с привычными нотками недовольства.
Валентина Сергеевна сняла пальто, повесила на крючок в прихожей. Руки ещё пахли растворителем — целый день работала над старинным окладом, снимала позднюю краску слой за слоем. Кропотливая работа, требующая полной концентрации. Дома такого покоя не найдёшь.
— Реставрация не терпит спешки, — ответила она, проходя на кухню. — Дмитрий Иванович показывал новую методику очистки позолоты.
Олег поставил ложку с тихим звоном. Валентина знала этот звук — предвестник долгого разговора о её «неправильном» поведении.
— Дмитрий Иванович, — повторил муж, растягивая каждое слово. — Всё Дмитрий Иванович да Дмитрий Иванович. А дома у тебя что, нет дел?
Она открыла холодильник, достала кефир. Ужинать не хотелось — аппетит пропадал в таких разговорах. За двадцать два года брака их накопилось достаточно.
— У меня работа, Олег. Профессия. Не хобби на досуге.
— Профессия, — фыркнул он. — За копейки в музее ковыряешься. Лучше бы дома порядок наводила.
Валентина сжала пакет с кефиром. Вот оно, началось. Её зарплата действительно небольшая — государственный музей не может похвастаться щедрыми окладами. Но каждую восстановленную икону, каждый спасённый от разрушения образ она воспринимала как личную победу.
— Аня звонила, — сменил тему Олег. — Спрашивала, почему ты не отвечаешь на сообщения.
— Когда звонила? — Валентина почувствовала укол вины. Дочь училась в Москве на четвёртом курсе экономического факультета, звонила по вечерам.
— Часа два назад. Я сказал, что ты, как всегда, пропадаешь неизвестно где.
Валентина стиснула зубы. Зачем он говорил дочери такое? Аня и так переживала, что родители живут далеко, что она не может часто приезжать домой.
— Завтра перезвоню ей, — тихо сказала она.
— Завтра, — согласился Олег. — Если, конечно, твой Дмитрий Иванович позволит.
Что-то внутри неё надломилось. Не сломалось — надломилось, как старая рама, которая ещё держит картину, но скрипит под тяжестью.
— Олег, ему пятьдесят восемь лет. У него четверо внуков. О чём ты говоришь?
— О том, что моя жена стала чужой, — он встал, подошёл к раковине. — Раньше ты домой спешила. А теперь… ищешь любой повод задержаться.
Валентина смотрела на мужа и пыталась вспомнить, когда всё изменилось. В молодости Олег гордился её работой, хвастался друзьям: «Моя Валька иконы реставрирует, искусствовед». Теперь это стало источником постоянных претензий.
— Я не чужая, — сказала она. — Я просто устала оправдываться за каждый шаг.
Олег резко обернулся.
— Оправдываться? Я что, тиран какой? Элементарного внимания от жены хочу!
— Внимания или отчёта? — вырвалось у неё.
Он побледнел, сжал кулаки. Валентина испугалась — не физически, а эмоционально. Боялась, что сейчас скажет что-то непоправимое.
— Знаешь что, — медленно произнёс Олег. — Живи, как хочешь. Но не жалуйся потом, что семья развалилась.
Он ушёл в спальню, громко хлопнув дверью. Валентина осталась на кухне, дрожащими руками наливая кефир в стакан.
«Семья развалилась», — думала она. А может, она развалилась уже давно, просто они оба боялись это признать?
Елена Петровна отложила стопку тетрадей и внимательно посмотрела на подругу.
— Валь, ты выглядишь ужасно.
Они сидели в учительской — пустой, поскольку уроки давно закончились. Валентина зашла к Лене после работы, как делала иногда в особенно тяжёлые дни.
— Спасибо за честность, — криво улыбнулась Валентина. — Я и чувствую себя соответственно.
— Опять Олег? — Елена знала подругу с института, видела, как постепенно менялся её брак.
— Он думает, что я ему изменяю. С Дмитрием Ивановичем. — Валентина засмеялась невесело. — Представляешь абсурд?
— Абсурд не в том, что он так думает, — осторожно сказала Елена. — А в том, что он так себя ведёт. Это же болезнь какая-то — подозревать жену во всех грехах.
Валентина поставила локти на стол, спрятала лицо в ладонях.
— Лен, а что, если я действительно виновата? Может, я плохая жена? Может, действительно мало времени семье уделяю?
— Валентина Сергеевна, — строго сказала подруга, — прекрати немедленно. Ты работаешь, приносишь в дом деньги, занимаешься любимым делом. В чём вина?
— В том, что не люблю его больше, — тихо произнесла Валентина.
Слова повисли в воздухе. Елена долго молчала, потом достала термос, налила чай в две кружки.
— А когда поняла? — спросила она мягко.
— Точно не знаю. Наверное, давно. Просто боялась себе признаться. — Валентина взяла кружку, грела ладони о горячие стенки. — Привыкла жить на автопилоте. Работа, дом, дочь. А о себе не думала.
— И что теперь?
— Не знаю, — честно ответила Валентина. — Аня заканчивает институт. Олег привык, что я рядом. А я… я будто проснулась после долгого сна.
Елена допила чай, поставила кружку.
— Знаешь, что я думаю? Ты боишься не того, что разрушишь семью. Ты боишься остаться одна.
— А вдруг он прав? Вдруг я эгоистка, которая думает только о себе?
— Валь, посмотри на меня, — Елена взяла подругу за руки. — Ты помнишь, какой была в двадцать лет? Яркой, смелой, полной планов. Что с той девчонкой стало?
Валентина подняла глаза — в них блестели слёзы.
— Она испугалась и спряталась, — прошептала она.
— Так может, пора её выпустить?
Валентина вернулась домой около девяти. Олег сидел в кресле, смотрел новости. Не поднял головы, когда она вошла.
— Где была? — буркнул он.
— У Лены. Говорили о работе.
— Конечно. О работе.
Она прошла на кухню, поставила чайник. Хотелось тишины, но знала — Олег не оставит в покое. Через несколько минут он появился в дверях.
— Валентина, нам надо серьёзно поговорить.
— О чём? — она не оборачивалась, раскладывала завтрак на завтра.
— О нашей семье. О том, что происходит между нами.
Валентина замерла с хлебом в руках. Неужели Олег тоже что-то чувствует? Неужели готов честно обсудить их проблемы?
— Я думаю, тебе стоит сменить работу, — продолжал муж. — Найти что-то поближе к дому. Или вообще устроиться на полставки.
Надежда лопнула как мыльный пузырь.
— Зачем? — тихо спросила она.
— Чтобы больше времени семье уделять. Мне, дому. Аня скоро окончит институт, замуж выйдет — внуки будут. Бабушка должна быть рядом.
Валентина медленно повернулась к мужу.
— А если я не хочу бросать работу?
— Чего ты не хочешь? — Олег нахмурился. — Семья должна быть на первом месте.
— А я должна жертвовать всем ради этого?
— Жертвовать? — он повысил голос. — Ради семьи не жертвуют, а делают! Нормальные женщины понимают!
«Нормальные женщины», — повторила про себя Валентина. Значит, она ненормальная? Потому что хочет заниматься любимым делом, приносить пользу, чувствовать себя нужной обществу?
— Олег, а что будет, если я откажусь?
Он смотрел на неё удивлённо, будто не понимал, как можно задавать такие вопросы.
— Тогда это будет значить, что ты выбрала не семью. И последствия сама знаешь.
Угроза прозвучала мягко, почти ласково. Но Валентина услышала её чётко.
— Понятно, — сказала она. — Мне нужно подумать.
— Думай, — кивнул Олег. — Только не долго. Я устал от неопределённости.
Он ушёл в спальню, а Валентина осталась стоять посреди кухни. В голове было пусто — словно все мысли разбежались, испугавшись происходящего.
«Что будет, если я скажу нет?» — думала она. «Развод? Остаться одной в сорок пять лет? Аня будет винить меня за разрушенную семью?»
А потом вспомнила слова Елены: «Ты боишься остаться одна». И поняла — да, боится. Но ещё больше боится потерять себя окончательно.
В субботу Олег поехал к матери — традиционный еженедельный визит. Валентина проводила его без сожаления, даже с лёгким облегчением.
Дом сразу стал тише, просторнее. Она включила музыку — что-то лирическое, под что хорошо работается. Достала недоделанную вышивку, села у окна.
Работать руками всегда помогало думать. Стежок за стежком, и мысли постепенно приходили в порядок.
Что её на самом деле держит в этом браке? Привычка? Страх осуждения? Жалость к Олегу? Или искренняя надежда, что всё ещё можно исправить?
Валентина отложила пяльцы, подошла к зеркалу в прихожей. Сорок пять лет. Седина в тёмных волосах, морщинки у глаз, но взгляд ещё живой. Красивая женщина в самом расцвете сил.
А что она делает? Оправдывается за каждый час, проведённый на работе. Врёт про задержки, чтобы избежать скандалов. Чувствует себя виноватой за то, что не может изображать счастливую супругу.
Зазвонил телефон — звонила Аня.
— Мам, привет! Как дела? Папа сказал, что ты в последнее время какая-то странная.
— Странная? — переспросила Валентина. — В каком смысле?
— Ну, мало домой звонишь. И вообще будто не в настроении постоянно.
Валентина села на диван, поджала ноги.
— Ань, а как тебе кажется — мы с папой счастливы в браке?
Длинная пауза.
— Мам, что за вопрос? Вы же двадцать два года вместе.
— Это не ответ на мой вопрос.
Ещё одна пауза, более короткая.
— Честно? — голос дочери стал осторожным. — Мне иногда кажется, что вы просто привыкли друг к другу. Не ругаетесь, но и не… не светитесь от счастья, что ли.
Валентина закрыла глаза. Дочь всё видела, всё понимала. Просто боялась говорить об этом вслух.
— А что, если мы с папой разведёмся? — тихо спросила она.
— Мам! — Аня явно испугалась. — Что случилось? Что-то серьёзное?
— Ничего не случилось. Просто… я думаю о будущем. О том, хочу ли я провести остаток жизни вот так.
— А как «вот так»?
— Чувствуя себя виноватой за то, что я есть.
Дочь долго молчала.
— Знаешь, мам, — наконец сказала она, — в детстве я думала, что все семьи такие. Где мама тихонько вздыхает, а папа всем недоволен. Потом пошла в гости к одноклассницам и поняла — бывает по-другому.
— Как по-другому?
— Когда родители смеются вместе. Когда поддерживают друг друга. Когда им интересно общаться.
Валентина почувствовала, как что-то сжалось в груди. Не от боли — от понимания.
— Ань, а ты будешь винить меня, если…?
— Мам, мне двадцать три года, — перебила дочь. — Я взрослый человек. У меня своя жизнь. А у тебя тоже должна быть своя.
После разговора Валентина села к компьютеру, открыла поисковик. «Развод после сорока», «как начать новую жизнь», «раздел имущества при разводе». Читала статьи, впитывала информацию.
Всё оказалось не так страшно, как казалось. Квартира была оформлена на двоих — значит, при разделе каждый получит свою долю. Работа у неё есть, пусть зарплата небольшая, но стабильная. Дочь поддержит.
К вечеру в голове сложился план. Не окончательный, но вполне реальный.
Олег вернулся в половине восьмого, довольный и упитанный материнскими пирогами.
— Как дела? — спросил он, целуя жену в щёку по привычке.
— Нормально, — ответила Валентина. — Олег, садись. Мне нужно тебе кое-что сказать.
Он насторожился, опустился в кресло.
— Что-то серьёзное?
— Да. Я много думала о нашем разговоре. О работе, о семье.
— И? — он подался вперёд, в глазах появилась надежда.
— И поняла, что не могу дать тебе то, что ты хочешь.
Лицо Олега изменилось.
— То есть?
— Я не брошу работу. Не стану проводить дни у плиты, дожидаясь твоего возвращения. Не превращусь в домашнюю хозяйку.
— Валентина… — он начал вставать.
— Подожди, дай договорить, — она подняла руку. — Я понимаю, что это не то, чего ты ждал от брака. И я не виню тебя. Мы просто хотим разных вещей.
— Ты хочешь развода? — голос был хриплым.
— Я хочу честности. Между нами уже давно нет любви, Олег. Есть привычка, обязанности, общая история. Но любви нет.
Он молчал, глядя в пол.
— А что, если я изменюсь? — тихо спросил он. — Стану меньше ревновать, больше доверять?
Валентина почувствовала жалость — острую, почти физическую. Этот человек действительно её любил, просто не умел правильно это показывать.
— Олег, а ты сможешь изменить себя? Перестать контролировать каждый мой шаг, подозревать в изменах, требовать отчёта за каждый час?
— Попробую, — он поднял глаза. — Ради нас попробую.
— А я попробую снова тебя полюбить, — сказала Валентина. — Но честно — не знаю, получится ли.
Они смотрели друг на друга через пропасть недопонимания, накопившуюся за годы.
— Сколько времени нам дать? — спросил Олег.
— Полгода, — ответила она. — Если к лету ничего не изменится, разведёмся цивилизованно. Без скандалов, без дележа каждой ложки.
Он кивнул.
— Хорошо. Полгода.
Прошло три месяца. Олег действительно старался — реже звонил на работу, не устраивал допросы, когда она задерживалась. Валентина тоже пыталась — готовила его любимые блюда, интересовалась делами на заводе, старалась быть ласковее.
Но чуда не происходило.
Они были как два актёра, играющие роли счастливых супругов. Вежливые, заботливые, чужие. Иногда Валентина ловила на себе взгляд мужа — тоскливый, полный невысказанных вопросов. И понимала: он тоже чувствует фальшь.
В марте Дмитрий Иванович предложил Валентине поехать на конференцию в Санкт-Петербург — обмен опытом с коллегами из Эрмитажа. Раньше она бы сразу отказалась, зная, какую бури это вызовет дома. Теперь решила рискнуть.
— Олег, мне нужно съездить в командировку на три дня, — сказала она за ужином.
Он поднял глаза от тарелки, и она увидела знакомую вспышку ревности. Но муж сдержался.
— По работе?
— Конференция реставраторов. Дмитрий Иванович говорит, там будут представлены новые методики.
— Дмитрий Иванович тоже едет?
— Да. И ещё четверо наших сотрудников.
Олег молчал, явно борясь с собой. Валентина видела, как сжимаются его пальцы на вилке, как напрягается челюсть.
— Когда? — наконец спросил он.
— С понедельника по среду. Следующая неделя.
— Хорошо, — он кивнул. — Поезжай.
Валентина не поверила своим ушам. Неужели он действительно меняется?
— Спасибо, — тихо сказала она.
— За что? — удивился Олег. — Это твоя работа.
Но вечером, когда она собирала вещи в командировочную сумку, он подошёл к ней.
— Валь, ты… ты там осторожнее, ладно?
— В каком смысле? — она не понимала, о чём он.
— Ну, Питер большой город. Незнакомый. Не уходи далеко от гостиницы одна.
И тут Валентина поняла — Олег боится не того, что она с кем-то познакомится. Боится, что, попав в другую среду, она поймёт, как можно жить по-другому.
— Хорошо, — согласилась она. — Буду осторожна.
Питер встретил мартовской слякотью и пронизывающим ветром. Но когда автобус довёз группу до Эрмитажа, Валентина забыла про холод.
Три дня пролетели как один час. Лекции, мастер-классы, экскурсии по запасникам. Она впитывала каждое слово, делала заметки, фотографировала новое оборудование.
— Валентина Сергеевна, — обратился к ней московский коллега за ужином, — а вы не думали о переезде? У нас в институте как раз открывается вакансия старшего реставратора.
Сердце подпрыгнуло.
— В Москве? — переспросила она.
— Да. Зарплата в три раза больше, перспективы карьерного роста. Вы специалист высокого уровня, таких кадров не хватает.
— Спасибо за предложение, — осторожно ответила Валентина. — Мне нужно подумать.
Но думать было не о чём. Предложение казалось подарком судьбы — возможность кардинально изменить жизнь.
Вечером она звонила Ане.
— Мам, это же потрясающе! — дочь была в восторге. — Мы будем жить в одном городе!
— А как же папа?
— А папа пусть решает сам. Если любит, приедет за тобой. Если нет… мам, тебе сорок пять, не восемьдесят. У тебя впереди ещё половина жизни.
В поезде домой Валентина смотрела в окно на мелькающие леса и думала о будущем. Впервые за долгие годы оно казалось не предсказуемым продолжением настоящего, а чистым листом.
— Как съездила? — спросил Олег, встречая её на вокзале.
— Хорошо, — она села в машину, пристегнулась. — Очень познавательно.
— Рассказывай.
Валентина говорила о конференции, о новых знакомствах, об интересных проектах. Олег слушал, кивал, даже задавал вопросы. Кажется, он действительно старался проявить интерес к её работе.
— А предложений никаких не поступало? — спросил он, когда они уже подъезжали к дому.
Валентина замерла. Как он догадался?
— Почему ты спрашиваешь?
— Да так. У вас там же не только реставраторы были, но и кадровики из разных музеев.
Она посмотрела на мужа внимательно. Неужели он готов к честному разговору?
— Поступало, — сказала тихо. — Работа в Москве.
Олег припарковался у подъезда, заглушил двигатель. Сидели в тишине.
— И что ты ответила? — наконец спросил он.
— Что подумаю.
— А что думать? — он повернулся к ней. — Москва, карьера, дочка рядом. Мечта любой женщины.
В его голосе не было ревности или обиды. Только усталость.
— Олег, а ты как к этому относишься?
— А как я должен относиться? — он пожал плечами. — Ты же уже решила.
— Нет, не решила. Поэтому и спрашиваю.
Он долго молчал, глядя на руль.
— Знаешь, Валь, эти три месяца… я очень старался. Пытался стать другим, лучшим. Но каждый день чувствовал: ты рядом не потому, что хочешь, а потому, что обещала попробовать.
— Олег…
— Дай договорить, — он поднял руку. — Я понял: нельзя заставить любить. Как нельзя заставить не любить. Я тебя люблю, это факт. Но моя любовь превратилась в оковы для тебя.
Валентина почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
— Что ты хочешь сказать?
— Что не буду тебя держать. Если московское предложение — твой шанс стать счастливой, бери его.
— А ты?
— А я как-нибудь. Привыкну.
Они поднялись домой молча. Валентина заварила чай, они сели за стол друг напротив друга.
— Когда нужно дать ответ? — спросил Олег.
— До конца месяца.
— Значит, у нас есть две недели?
— На что?
— Чтобы спокойно всё обдумать. Решить, как будем разводиться, что с квартирой делать. — Он помолчал. — Хочу, чтобы всё прошло красиво. Без скандалов и претензий.
Валентина кивнула, не в силах произнести ни слова.
Две недели тянулись странно. Они жили как соседи — вежливо, аккуратно, не мешая друг другу. Олег даже несколько раз готовил ужин, когда она задерживалась на работе.
Валентина оформляла документы, созванивалась с московскими коллегами, искала съёмную квартиру через интернет. Всё складывалось удачно — словно сама судьба подталкивала к переменам.
В последний вечер они сидели на кухне с чаем и тортом, который Олег купил в кондитерской.
— Как праздник какой-то, — заметила Валентина.
— А может, и праздник, — он улыбнулся грустно. — Праздник новой жизни.
— Олег, ты не жалеешь, что так получилось?
— Жалею, — честно ответил он. — Но не злюсь. Мы просто… не подошли друг другу. Бывает.
— Двадцать два года не подходили?
— Первые лет десять подходили. Потом началось расхождение. Ты росла, развивалась, а я хотел, чтобы всё оставалось как прежде.
Валентина посмотрела на мужа — всё-таки умный мужчина, честный. Просто они хотели от жизни разного.
— А что будешь делать? — спросила она.
— Не знаю пока. Может, тоже что-то поменяю. Маме на дачу помогать стану — она уже не молодая.
— А личная жизнь?
Он пожал плечами.
— Посмотрим. Может, найдётся женщина, которой нужен спокойный, домашний мужчина. — Помолчал. — А ты? Не боишься начинать сначала?
— Боюсь, — призналась Валентина. — Но больше боюсь остаться такой, как есть.
Утром они поехали подавать на развод. Всё оформили быстро, без эмоций. Как деловые партнёры, расторгающие контракт.
У здания ЗАГСа Олег неожиданно обнял её.
— Будь счастлива, Валь. Правда, будь счастлива.
— И ты тоже, — прошептала она, чувствуя, как текут слёзы.
Москва встретила Валентину майскими дождями и суетой больших проспектов. Съёмная однокомнатная квартирка рядом с институтом казалась игрушечной после привычного дома.
Но каждое утро, собираясь на новую работу, она чувствовала подъём. Интересные проекты, профессиональные вызовы, коллеги, говорящие на одном с ней языке.
Аня приезжала каждые выходные. Они гуляли по городу, ходили в театры, долго разговаривали о жизни.
— Мам, ты изменилась, — сказала дочь как-то вечером. — Стала… не знаю, как объяснить. Живее что ли.
— Просто перестала бояться быть собой.
— А папу не жалко?
Валентина задумалась.
— Жалко. Но жалость — не основа для семейной жизни. Лучше пусть он найдёт женщину, которая его действительно полюбит.
Олег звонил изредка — узнавал, как дела, рассказывал новости. Говорили спокойно, даже дружелюбно. Бывшие супруги, сохранившие уважение друг к другу.
Однажды он признался:
— Знаешь, Валь, я познакомился с одной женщиной. Соседкой. Вдова, детей нет, любит готовить и дома сидеть.
— Это здорово, Олег. Искренне рада за тебя.
— А ты?
— А я учусь жить одна. Пока нравится.
И это была правда. Впервые за долгие годы Валентина принадлежала только себе. Могла работать допоздна, не оправдываясь. Могла поехать в командировку или остаться дома с книгой. Могла быть собой.
«А если не любишь?» — вспомнила она свой мучительный вопрос.
Теперь знала ответ: тогда нужно найти в себе смелость это признать. И дать шанс счастью — и себе, и тому, кого не любишь.
Было страшно? Да. Было одиноко? Иногда. Но это была её жизнь, её выбор, её свобода.
А свобода, как знала Валентина, — в душе. И никто, кроме неё самой, не мог её отнять.
