Группа, собравшаяся в пеший поход по родному Подмосковью от станции Подосинки до станции Конобеево — почти тридцать километров за два дня — встречалась на перроне станции Подосинки. Встречали её два инструктора, муж и жена, Валера и Галя. Одну группу в десять человек вёл Валера, вторую — Галя.
Одеты туристы кто в чём, но в основном в майки и шорты, по случаю жаркой погоды. На ногах кроссовки и кеды, про туристические ботинки многие, наверное, и не слышали, в них только инструктора — Валера и Галя. В рюкзаках спальные мешки и туристские коврики, в большинстве взятые напрокат в турагентстве, мало у кого собственные. Продукты на два дня выдали им Валера и Галя, и рюкзаки у туристов значительно потяжелели.
Туристы спустились с платформы по ходу поезда и пошли вдоль путей по тропинке. Вскоре тропинка свернула направо в сосновый бор. Им предстояло дойти до реки Нерская и, пройдя вдоль неё, углубиться в лес по одной из тропинок, до лесного озера, где их ждал ночлег.
— Интересно, — сказал один из туристов, — здесь кругом одни сосны, а станция называется «Подосинки».
— В общем-то ничего удивительного. Названа она так по деревне, которая располагалась неподалёку. Там, может быть, и росли осины. Но в девятнадцатом году её переименовали в «Ухтомскую», в честь революционера. А в двадцать пятом станцию «82-й километр» переименовали зачем-то в прозаичные «Подосинки».
Говорившему было, наверное, около пятидесяти лет, он моложавый мужчина высокого роста с щегольской светло-русой бородкой, рюкзак нёс легко, шёл пружинистой походкой.
— Откуда вы это знаете?
— Книжки читал научные. И вообще по природе любознателен. Думаю, что нам друг к другу надо обращаться на «ты» и по имени. Всё-таки мы в походе, а не в палате лордов.
— В палате лордов говорят на английском языке, — сказала его спутница, — а по-английски все к друг другу обращаются на «вы». Специфика языка.
— Это так, дорогая, но есть нюансы. Если обращаешься к человеку «мистер Джонсон», то это на «вы», а если просто «Джек», то это уже на «ты».
— Ты у меня такой умный.
Тон голоса у неё был ласковый, но лицо осталось неподвижным, только краешки губ дёрнулись в подобии улыбки. Смотрелось это несколько странно, на что все, особенно женщины, обратили внимание.
Прошли два километра, до родника, там сделали первый привал.
Тропинка шла вниз, и, там, в низинке, возвышался сруб, это и был родник, и к нему вилась очередь.
— Тут всегда по выходным много народа, — сообщил Валера. Он предложил отдохнуть полчасика, в надежде, что очередь к роднику рассосётся и из него удастся напиться.
— Говорят, что вода в роднике целебная, — сказал он, — пройти мимо как-то неправильно.
У родника туристы перезнакомились друг с другом. Моложавого мужчину звали Леонидом Алексеевичем, но просил называть его просто Лёней. А его спутницу, жену, судя по обручальным кольцам, звали Лидией, но муж называл её Лидулей. К лицу её присмотрелись повнимательней. Лицо у неё было завораживающе-пугающее, как у куклы-зомби: красивое, но какое-то неживое, фарфоровое. Только молодые серые глаза живые на неживом лице.
Воды из родника удалось напиться. Целебная она или нет — неизвестно, но вкусная, это точно. Пора идти дальше.
Если считать от родника, то прошли совсем немного и вышли к реке Нерская. Берег зелёными уступами спускался к воде. На противоположном крутом берегу медовые стволы сосен, увенчанные зелёными шапками крон, возвышались над кудрявым подлеском. Красота неописуемая!
— А утверждают, что в Подмосковье мест красивых нет. Вот же!
Туристы долго шли вдоль берега реки, потом по тропинке свернули направо и вошли в посёлок. Валера созвал мужчин двух групп и заговорщически спросил:
— А вечером у костра будем усугублять?
— Почему бы нет? — ему ответили.
— Здесь есть прекрасный, проверенный самогон. И дешёвый. Виски ему в подмётки не годится.
Затарились тремя литрами самогона и тремя бутылками сухого вина и пошли по направлению на юг к Нерской.
Было интересно наблюдать за Леонидом и Лидулей, они вели себя как парень с девушкой, а не как пара среднего, почти преклонного возраста. Они трогательно и нежно заботились друг о друге и понимали не то, что с полуслова, с полувзгляда. Лидуля капризничала, как маленькая девочка: то ей пить хотелось, и муж безропотно доставал из рюкзака бутылку с минеральной водой, то тропинка слишком скользкая, требовала подать ей руку. А Леонид относился к капризам жены очень снисходительно, с полуулыбкой на устах.
Всё это возбуждало интерес, особенно у женской части группы.
— А у вас дети есть? — спросила одна из туристок.
— А как же! — ответил Леонид. — Два сыночка и лапочка дочка.
— Они отдыхают от нас два дня, — улыбнулась краями губ Лидуля.
К шести часам вечера пришли на стоянку у озера, где их ждали палатки, поставленные на деревянную опалубку. С удовольствием окунулись в озеро, кто хотел. Потом занялись ужином, а после ужина — основное мероприятие: распитие спиртных напитков. Всё это сопровождалось шутками, конкурсами, песнями под гитару. Короче, Валера и Галя отрабатывали свой хлеб. А душой компании был Леонид.
— А чем ты занимаешься, Леонид? — полюбопытствовала одна из женщин. — Такое впечатление, что ты человек небедный. Вам бы с Лидой на Канарах отдыхать, а не у этого озера.
— Ну, почему? Во-первых, нам нравится. Правда, Лидуль?
— Правда, — согласилась Лида.
— А во-вторых, не такие уж и богатые. По профессии я хирург, звёзд с неба не хватаю, но кое-какой капиталец есть.
— Мы в Антарктиде были, — похвасталась Лидуля.
— Это наше самое дорогостоящее путешествие. Нынешний год встречали где-то в районе пролива Дрейка, южнее Огненной Земли. Это самый юг Южной Америки.
— Ой, как интересно, расскажите!
И Леонид с Лидой рассказали и об Антарктиде, и об Исландии, где они наблюдали китов, и о Килиманджаро, куда они взбирались.
Наконец, утомлённая дневным переходом и сухим вином, женская часть группы удалилась спать, а у мужчин ещё было. Начались душевные разговоры под самогон о том о сём. И кто-то спросил:
— Лёнь, а скажи честно: что ты в своей Лидуле нашёл? Я думаю, что ты не просто хирург. Такие путешествия, типа Килиманджаро, не всем по карману. Мог бы себе нормальную бабу найти, не капризную. Лицо какое-то у Лиды странное.
— А что лицо? Некрасивое?
— Красивое, но как у куклы или она сама такая неэмоциональная. Или, может быть, она в постели виртуоз? Акробатические номера выкидывает?
Леонид искренне рассмеялся.
— Да нет. Технику-то кто угодно может освоить, плюс небольшое знание анатомии. В постели не это главное. Главное — эмоции. Когда есть взаимные чувства, поза большой роли не играет. И в постели взрыв, фейерверк. А что касается капризов, то после такого стресса, что она перенесла, это неудивительно. Искажение психики, остаточное явление.
— А что с ней такое было? Расскажи, если не секрет.
— Не секрет. Да, я не просто хирург. Базовая специальность — лицевая хирургия. А работаю я пластическим хирургом. Деньги водятся, ты прав. А как мой отец говорил: «Деньги есть, и девки любят, и с собою спать кладут». Женщины у меня были, но как-то душу не цепляли. А хотелось чего-то такого, душевного. Мне сейчас сорок семь, а Лидуле — тридцать семь, а познакомились мы, когда ей было двадцать лет, а мне, соответственно, тридцать. Красивая была девка, если судить по фоткам.
— По фоткам?
— Ну да, так-то вживую я её не видел.
— И что же с ней случилось?
— А вот слушайте.
***
Лида смотрела в окно и улыбалась летнему солнышку. Экзамены в университете сдала, и всё у неё хорошо. Илью, который за ней так навязчиво ухаживал, она наконец-то отшила. Противный парень. Его ухаживания она с неохотой принимала. Наверное, зря, сразу надо было отшивать, не её это парень. А теперь у неё есть Ваня. Такой красивый, обходительный. Они обязательно поженятся. Лида улыбнулась своим мыслям. Зазвонил телефон, девушка вздрогнула от неожиданности.
— Алло.
— Привет, это я.
Лицо девушки помрачнело.
— Илюша, ну зачем ты звонишь? Между нами всё кончено. У меня другой, и я тебе честно об этом сказала.
— Лид, давай встретимся, мне надо очень многое тебе сказать.
— Зачем?
— Ты меня разлюбила?
— Я тебя никогда и не любила.
— А зачем тогда со мной встречалась?
— Просто так, из жалости, ты такой навязчивый.
— Из жалости? Не верю. Давай встретимся. Последний раз.
— Последний раз?
— В последний раз. В парке на нашем месте через два часа. Придёшь?
Голос его просящий, жалобный. Лиде опять стало его жалко, она вздохнула.
— Ну, хорошо, приду, только я не понимаю: зачем?
— Я буду тебя очень ждать.
Лида увидела Илью в парке на скамейке под большим деревом. Рядом с ним стояла почему-то открытая сумка-портфель, которую он всегда носил через плечо. Он заметил её, улыбнулся какой-то странной виноватой улыбкой. Лида села рядом с ним, расправила платье на коленях.
— Что ты мне хотел сказать?
— Я люблю тебя.
— Это я уже слышала. Всё? Я тебе уже сказала: я тебя не люблю. Что-то ещё?
— Да, — Илья облизал пересохшие губы, — стань моей женой.
— Нет, — твёрдо ответила Лида.
— Это твоё последнее слово?
— Я тебе, Илюша, всё давно и честно сказала. У меня другой парень. Если он позовёт, то я за него пойду. А ты найдёшь себе другую девушку, не переживай.
— Не хочу другую, — упрямо ответил Илья.
— Время пройдёт, ты меня забудешь и найдёшь другую, может быть, даже лучше меня, красивее. Всё, я пошла, прощай, Илюша.
Лида встала, поправила сумку на левом плече и отвернулась от Ильи, намереваясь уйти. Лицо парня исказила жуткая страшная гримаса, он грубо схватил девушку за правое плечо, развернул. В руках у него была банка с кислотой. И со словами: «Да не доставайся ты тогда никому!» выплеснул содержимое в лицо Лиды.
Девушка завизжала от дикой боли. Илья разбил банку об асфальт, толкнул Лиду в спину, она упала на траву. Парень плюнул в её сторону и спокойно пошёл прочь.
Лида каталась от боли по траве и страшно кричала. Собрались люди, вызвали скорую помощь.
Лида пришла в себя и открыла глаза только в больнице. Она лежала на койке, лицо перебинтовано, рядом стоял врач.
— Слава богу, глаза целы остались, рот и подбородок, — сказал он.
Потом пришли из полиции с расспросами, кто и зачем. Лида отвечала, как во сне.
Потянулись больничные будни: снимали повязку с лица, мазали мазью и опять накладывали. У Лиды только одна мысль была: «Что с лицом?»
Ваня навестил её в больнице один раз. Сидел на краешке больничной койки, отводил глаза. Ушёл и больше не звонил, Лида сама звонила ему, но телефон у него всегда занят. Она попросила у соседки по палате телефон, набрала номер и услышала голос Вани. Лида помолчала в трубку и нажала «отбой». Больше она ему не звонила.
Когда выписывали, Лида долго не могла решиться подойти к зеркалу. Наконец, решилась, подошла, посмотрела и вскрикнула от ужаса. Лицо красное в коллоидных шрамах. Кислота сожгла лицо неравномерно: Илья не сразу выплеснул содержимое банки, а плескал три раза: сначала на лоб, затем на щёки.
Дома у Лиды поселились тоска и отчаянье. Друзья и подруги разговаривали с ней односложно и отказывались приходить под разными предлогами.
Однажды Лида наглоталась снотворного и ещё каких-то таблеток, что были в доме. Хорошо, что отец пришёл вовремя, понял по пустым блистерам, что произошло, заставил дочь выпить литр воды и сунуть два пальца в рот. Вызвал скорую помощь.
— Ты что, девочка, решила встать на учёт в психоневрологический диспансер для полного счастья? — спросил молодой врач.
— А мне всё равно. Посмотрите на моё лицо.
— Что мне на него смотреть? Я и хуже видел.
Врач скорой помощи повернулся к отцу Лиды.
— Я пишу: ложный вызов. Приготовьте штраф. И вот телефон. Сарычев Леонид Алексеевич, мой однокурсник, молодой, но талантливый. Вернёт он тебе лицо, девочка.
И к отцу:
— Но боюсь, что это будет далеко не бесплатно.
— Всё продадим, — сказал отец Лиды, — лишь бы помог.
— Поможет, не сомневайтесь.
***
Леонид Алексеевич Сарычев вертел в руках фотографию смеющейся красивой двадцатилетней девушки и слушал её трагическую историю.
— И что с тем подонком?
— Суда ждёт, — ответил врачу отец Лиды.
— Пусть ждёт, а мы давайте займёмся осмотром, если вы не против.
— А сколько это будет стоить? — с беспокойством в голосе спросил отец Лиды, имея в виду операцию.
— Разберёмся, — сказал, Леонид Алексеевич, — давайте я сначала осмотрю пациентку.
Он долго осматривал Лиду, что-то помечая у себя в блокноте, потом долго смотрел в него, размышляя про себя, наконец, сказал:
— Что ж, Лидия, одному мне с этой задачей не справиться.
Всё семейство с тревогой посмотрело на врача, как бы спрашивая пояснений.
— Мне потребуется ваша помощь, Лида.
— Моя? — удивилась девушка
— Да, где-то можно поправить лицо с помощью скальпеля, а где-то потребуется пересадка кожи. А это процесс долгий, нудный и чрезвычайно болезненный. И это не одна операция. И это не неделя, не месяц, и, даже не год. От вас, Лида, потребуется терпение, терпение и ещё раз терпение.
— А моё лицо?
— А лицо ваше постепенно вернётся.
— Я буду терпеть, сколько потребуется, — твёрдо сказала девушка.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся Леонид Алексеевич.
***
Лида лежала в отдельной палате. Так в клинике было принято. Всё-таки изменения на лице или на теле дело интимное и посторонних не касается. Это у Лиды несчастье, а у большинства, в основном пациенток, капризы и излишки денег.
Лида, невзирая на предупреждения Леонида, надеялась, что проведёт она в больнице две недели, ну, месяц, и жизнь её опять войдёт в привычную колею. Но проходили дни, недели, месяцы, а жизнь прежней не становилась. На занятия в университет она ходила в платке, закрывая лицо. Прежде всего Леонид восстановил ей лоб, который кислота прожгла почти до кости. На нём ни одной, даже мелкой морщинки, и, как поняла Лида, никогда и не будет, она потеряла способность его морщить.
А Лёня как-то посмотрел в глубину серых глаз Лиды и утонул. Он стал заходить в палату к девушке и по делу, и без дела. Проводил там всё свободное время, скучал по ней, когда Лида выписывалась, и с нетерпением ждал её снова. Они болтали о чём угодно и друг друга прекрасно понимали, им было нескучно вдвоём.
У Леонида и Лиды сложились тёплые дружеские отношения. Настолько дружеские, что это нельзя было не заметить, и медсестра Ольга, которая работала с Леонидом, сказал ему:
— Сеич, ты свою пациентку Лиду в театр бы пригласил бы что ли или в кино, а потом и замуж. Что-то ты, Сеич, какой-то нерешительный стал? Прям не узнать.
— Близких родственников лечить нельзя.
— Это почему? Я своему уколы ставлю.
— Оль, ты скажи ещё, что и градусник ставишь.
— Да, и горчичники, и даже банки. А ещё давление мерю. Уж жене-то лицо постараешься сделать и в других местах где надо поправить — поправишь.
— В других местах Лиде поправлять ничего не надо.
— Ну это если тебя, Сеич, всё устраивает.
— Оль! Прекрати издеваться.
— А что? — сделала притворно-удивлённое лицо медсестра. — Другие вон чего и то ничего! А я чего?
— Я это от тебя уже слышал, — улыбнулся Леонид.
— Как я поняла ты, в принципе, ничего против женитьбы на ней не имеешь?
— Не имею.
— А чего тогда теряешься?
— Не знаю.
Они с медсестрой были почти ровесники, Ольга на пять лет была старше Леонида и называла она его почти по отчеству, переделав Алексеевич в фамильярное Сеич. Лёня не возражал.
— Пора переходить к решительным действиям, а то так девушка в девках и останется.
— Я ей лицо ещё не доделал.
— С лица воды не пить, доделаешь. Для жены-то уж постараешься: лицо как надо сделаешь.
Леонид Алексеевич вздохнул, ему настолько сильно нравилась Лида, что он робел перед ней, как мальчишка. Наглый и смелый с другими женщинами, с ней он так себя вести не мог, да и пациентка она.
А Лида всё больше и больше убеждалась, что как прежде уже никогда не будет и её ждёт, в конечном итоге, одинокая старость.
***
В тот день Леонид не нашёл Лиду в палате, выскочил в коридор и в конце его увидел её за балконной дверью. Она сидела на корточках и пыталась пролезть сквозь балконную решётку, и у неё это почти получилось. Леонид подбежал, выдернул её, поднял.
— Ты что, сдурела? — Он был вне себя от ярости. — Что это тебе взбрело в голову прыгать с шестого этажа, парашютистка хренова?
— Я больше не могу так! — кричала Лида, вырываясь из его объятий.
Леонид вдруг впился губами в её губы, девушка перестала вырываться, обмякла. Он отстранился от неё, посмотрел в глаза.
— Успокоилась?
— Да, — прошептала Лида еле слышно.
— Что ты не можешь? Я стараюсь, делаю ей лицо, а ты захотела мои усилия помножить на ноль? Осталось чуть-чуть доделать.
— Издеваешься?
— Нет. Так что случилось?
— Устала. Я в универе сижу одна, как будто я заразная. Я девушка, понимаешь? Мне с подружками хочется поболтать. А подруги от меня шарахаются. К тому же я понимаю, что все твои усилия напрасны: лицо получается неживое. Кто меня с таким лицом замуж возьмёт? А я замуж хочу, детей хочу. Вот ты бы взял такую?
— Взял.
— Ты меня успокаиваешь?
— Почему? Ты пойдёшь за меня замуж?
Лида смотрела на него удивлёнными глазами.
— Молчишь? Вот видишь? Не всё так просто. Такой сложный случай, как у тебя, у меня впервые, но были случаи полегче, и выходили девушки потом замуж.
— Врёшь.
— Нет. Я люблю тебя, Лидуля. Любую люблю. А твоё лицо — это моя работа. Ты меня обижаешь как профессионала. Чем тебе твоё лицо не нравится? Мне лично нравится. А над моим предложением подумай и соглашайся.
***
— Ну, подумайте сами, друзья мои, как я мог дело рук своих отдать кому-то? Смотрю я на лицо Лидули и гордость меня разбирает. Классная работа! Таких случаев не так много по миру. Я кандидатскую по этому случаю защитил. Совершенно нормальное лицо, шрамов не видно. С мимикой хуже. Не всё удалось восстановить, поэтому так странно и смотрится, но сделал всё, что было в моих силах.
Леонид палкой поправил уголья в костре.
— Знаете про Пигмалиона и Галатею? Пока Пигмалион из мрамора высекал свою Галатею, влюбился в неё. Я его понимаю. И со мной такая история произошла. Только Пигмалион влюбился в камень, а потом просил богов, чтобы её превратили в женщину, а я влюбился во вполне живого человека и просить ничего не надо было, кроме как её согласия. Она оказалась хорошей женой и прекрасной матерью. А лицо — что? С лица воды не пить. А хорошая, любящая и умная жена — это настоящее сокровище. С ней можно поделиться своими проблемами, а проблем у меня масса. Пациенты у меня в основном женщины, а Лидуля моя — психолог, её советы бывают очень даже полезны. Работа у неё тоже напряжённая и на отдыхе она изображает маленькую капризную девочку. Сбрасывает, так сказать, груз напряжения. Капризничать она стала, когда ко мне попала, а может, и раньше. Больные люди всегда капризничают, невзирая на пол и возраст. А так она права: ну кто бы её замуж взял? Вероятность очень маленькая. Это объяснять кому-то: как, что, чего. Да и кожу на её лицо я где брал? Поэтому купальник для неё не самая лучшая одежда. А меня лично в ней всё устраивает и лучшей жены мне не надо. Мы, люди, так устроены, что любим не за то добро, что нам сделали, а за то, что мы сделали. Самоутверждение и самоуважение, за дело рук своих.
— Значит, завтра на озеро купаться не пойдёте? — спросил Валера.
— Нет.
— Тогда с вас приготовление обеда.
— Не вопрос.
— Хорошо. Давайте спать, — предложил Валера. — Завтра после обеда — семь километров под рюкзаком к моей малой родине. «Вот моя деревня, вот мой дом родной». Часа за три дойдём, — и пропел фальшиво: «Коно ё, коно ё, Конобеево моё».
